Текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 5 отрывок 6
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
В братских могилах никто не чувствует себя одиноким, никто не чувствует себя брошенным или покинутым: слой за слоем молодых мужчин укладывают друг на друга, чтобы даже после смерти они могли протянуть руки и почувствовать человека рядом. Мои мертвые тоже не хотят быть одинокими. Они ложатся со мной не потому, что хотят мстить, – им страшно и холодно. Они гладят мой живот и иногда целуют меня в плечо, когда я засыпаю. У них плохо пахнет изо рта, у них нет нежной шелковистой кожи, их тела покрыты синими кляксами разложения, но никто не идеален. У всех нас есть свои недостатки, так мне кажется. Единственное темное пятно в этой почти романтической связи между мной и смертью – мои кошмары. Я всегда думал, что «ледяной пот», «сбитое дыхание», «сердце, выпрыгивающее из груди» - это ужасающие клише для тех, кто не в силах придумать красивый речевой оборот. Но в августе 1969 у меня появляется уникальная возможность проверить на себе четкость и лаконичность этих эпитетов. Мне снится пляж. Мне снится, как один из парней смеется моей шутке и протягивает мне руку, втаскивая по колено в море. Мне снится, как я стою в холодной воде, счастливо улыбаюсь, а потом, наклонившись, чтобы поправить джинсы, вижу лицо. Лицо под водой, вы понимаете. Такое обыкновенное лицо, с черными глазницами и перекошенным ртом. Лицо, которое тянется ко мне из-под воды и, скорее всего, не желает мне зла, но только я все равно просыпаюсь от собственного крика и еще долго вглядываюсь в темноту потолка, различая его абрис. Я боюсь не столько того, что в дыру рта этого лица попадут мои пальцы и я лишусь последней надежды написать симфонию, я не особенно боюсь, что у лица может оказаться продолжение в виде шеи, рук, ног, сколько я боюсь того, что основная функция лица – смотреть и говорить. Я мучаюсь тем, что никто не приходит в мой дом и не обвиняет меня в произошедшем. Ведь это я убил их – всех троих, всех троих, убил даже больше, только полиция их еще не нашла, они ведь уже мои законченные работы, а до этого такой долгий период бумагомарания. Сразу ведь не выверить, какой толщины класть мазок, какую основу взять, грунтовать холст или нет – на это все нужна практика, очень долгая практика. А я убил всех троих, всех троих, и теперь они всегда будут со мной, а потом, может, я отправлю их в National Museum, и люди придут смотреть. Люди придут смотреть на мои работы, смотреть на меня. Я убил троих, до них – еще троих, а до этого – еще троих. И теперь я поднимаюсь с кровати и три раза надеваю и снимаю тапки. Теперь я три раза открываю и закрываю дверь, чтобы пройти в другую комнату. Три раза мою чашку. Три раза мою руки. Три раза застегиваю и расстегиваю ремень. Ведь я убил троих – и убью еще троих, и нужно раз за разом чтить их память. Смотрите также:
Все тексты Раз-два-три, ветер изменится >>> |
|
In fraternal graves, no one feels lonely, no one feels abandoned or abandoned: a layer behind the layer of young men put on each other, even after death they could stretch their hands and feel a man next.
My dead either do not want to be lonely. They are not going with me because they want to take revenge, they are scary and cold. They stroke my belly and sometimes kiss me in the shoulder when I fall asleep. They smell badly from mouth, they have no tender silk skin, their bodies are covered with blue blots of decomposition, but no one is perfect. We all have their drawbacks, it seems to me.
The only dark stain in this almost romantic connection between me and death is my nightmares. I always thought that "Ice Pot", "Drown Breath", "Heart jumping out of the chest" is terrifying clichés for those who cannot invent a beautiful speech turn. But in August 1969 I have a unique opportunity to check the clarity and conciseness of these epithets.
I dream of a beach.
I dream of how one of the guys laughs my joke and stretches my hand, sticking to the knee in the sea. I dream, as I stand in cold water, I smile happily, and then leaning up to fix jeans, I see my face.
Face under water, you understand. Such an ordinary face, with black eye sockets and a peashed mouth. The face that stretches to me from under the water and most likely does not want to me evil, but only I still wake up from my own cry and still peering into the darkness of the ceiling, distinguishing him by Abris.
I'm afraid not so much the fact that my fingers will fall into the hole in the mouth and I lick the last hope to write a symphony, I am not particularly afraid that the person can be a continuation in the form of a neck, hands, legs, how much I am afraid of the fact that the main function Persons - watch and talk.
I suffer from the fact that no one comes to my house and does not blame me in what happened.
After all, I killed them - all three, all three, killed even more, only the police had not yet found them, they are already my finished works, and before that such a long period of paper. After all, it is not possible to take some thickness to put the smear, which basis to take, primer canvas or not - everything needs a practice, very long practice.
And I killed all three, all three, and now they will always be with me, and then, maybe I will send them to National Museum, and people will come to watch. People will come to look at my work, look at me.
I killed three, to them - still three, and before that - still three.
And now I rose from the bed and put on three times and remove the sneakers. Now I open three times and close the door to go to another room. Three times my cup. Three times my hands. Three times fastened and unbuttoning the belt.
After all, I killed three - and kill three more, and you need to honor their memory once.
