Текст песни Вадим Певзнер - Никольское подворье
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
Ты присядешь в никольском подворье просвистев вдоль по синей аллее но как шапка алеет на воре все внутри у тебя сатанеет сатанеет от беглого солнца от тончайшего белого пуха от того как слепая старуха перекрестит тебя из оконца от того что здесь можно оглохнуть очуметь от скандалов в трамвае опупеть одуреть да издохнуть от хибар хипарей и сараев а ты сядешь в никольском подворье и запишешь на белой полоске номеруя цифирями сноски все в химически чистом миноре мимо четко печатая точки каблучком неночного печальства проскользит миллионная дочка а в глазах у нее генеральство и сухая костлявая дама с попугаем в уродливой клетке проплывет как торец нотердама в наших снах с димедрольной таблетки обретя положение сидя не посмев положение лежа все прощая и всех ненавидя дама вымолвит боже мой боже и покрывшись гусиною кожей приструнив непослушную клетку вышиваньем займется газеткой изподлобья глядя на прохожих надоест и вдова или дева оторвавшись от книги и пяльцев цепко сунет костлявые пальцы белой змейкой к зеленому чреву после скажет ему дай поглажу сунет пальцы и ласково дунет попугай изловчится и клюнет а потом его больно накажут за породу лишенный свободы обреченный на вечное просо попугай иудейской породы с безнадежно неправильным носом зеленея от грусти и злости будет долго раскачивать носом раскидав надоевшие горсти бестолково-унылого проса но за день до апокрифа тверди придет час и минута в минутку попугай превратится в голубку в сизо-грязного голубя смерти и взлетит голубочек никольский оторвав свое тело от тела городских черноземов как скользкий отрываем мы взгляд от дебелой от дебелой чумной поварихи в диетическом сне общепита когда шваркнет она дермовихи мол берите родные и жрите и взлетит голубок и раздавит сизой грудью грунтованный воздух выбивая из набрежной гвозди задевая за выступы зданий и от взмаха седеющих перьев расплескается пух тополиный и лишившись доверья деревьев улетит в голубые долины улетит и уверенный в чуде возвратится грозою весенней а в никольском саду в воскресенье воскресенья майтрейи не будет но захлопнутся пасти мостовы фонари заменяя крестами и нева под крестами лилово белоночье свое наверстает и в уснувшем никольском подворье не вспугнув попугайную стаю заполощется синее взморье и растает растает растает и внезапно над белою тьмою над брелоками белого хлеба над невой над крестовской тюрьмою залоснится кристальное небо в этом небе без облачных бликов ни звезды ни пылинки ни точки только вымя старушечьих ликов попугай с генеральскою дочкой только город замученный астмой проштормленный шипением суши обреченный на старческий насморк на железом зажатые уши а потом в этом некогда небе не найдется и корочки хлеба только небо и серое небо только небо и небо и небо Смотрите также:
Все тексты Вадим Певзнер >>> |
|
You will sit down in the Nikolsky courtyard
whistling along the blue alley
but how the hat turns red on the thief
everything inside you is becoming satanic
Satan from the fleeing sun
from the finest white fluff
from how a blind old woman
will cross you from the window
from the fact that you can go deaf here
get rid of the scandals in the tram
grow stupid yes die
from hibars hipars and sheds
and you will sit in the Nikolsky courtyard
and write on a white strip
numbered footnotes
all in chemically pure minor
past clearly typing dots
with the heel of non-night grief
the millionth daughter will slip
and in her eyes the generals
and dry bony lady
with a parrot in an ugly cage
will float like the butt of Notterdam
in our dreams with a diphenhydramine pill
finding a sitting position
not daring to lie down
forgiving everything and hating everyone
the lady will say oh my god
and covered with goose bumps
restraining a naughty cage
embroidery will do the newspaper
from under the brows looking at passers-by
get bored with a widow or a maiden
looking up from the book and hoop
stick his bony fingers tenaciously
white snake to the green belly
then tell him give me a stroke
sticks his fingers and blows gently
the parrot will contrive and bite
and then he will be punished painfully
per breed imprisoned
doomed to eternal millet
parrot of Jewish breed
with a hopelessly wrong nose
green with sadness and anger
will wag his nose for a long time
scattering annoying handfuls
stupidly sad millet
but the day before the apocrypha, firm
the hour and minute will come
the parrot will turn into a dove
in a gray-dirty dove of death
and dove Nikolsky will take off
tearing your body off your body
urban black soils as slippery
we take our eyes off the chubby
from the stout plague cook
in a diet food sleep
when she whips the dermovies
they say take your family and eat
and the dove will fly up and crush
blue-breasted primed air
knocking out of the embankment nails
touching the ledges of buildings
and from the wave of graying feathers
poplar fluff splashes
and having lost the trust of the trees
fly away to the blue valleys
will fly away and sure of a miracle
will return by the spring storm
and in Nikolsky Garden on Sunday
there will be no sunday maitreya
but the jaws of the bridges will close
lamps replacing with crosses
and the neva under the crosses is purple
little white cat will catch up
and in the sleeping Nikolsky courtyard
without scaring a flock of parrots
the blue seaside rises
and will melt will melt
and suddenly over the white darkness
over key chains of white bread
over the neva over the cross prison
the crystal sky will shine
in this sky without cloud glare
not a star, not a speck of dust, not a point
only the udders of the old woman's faces
parrot with the general's daughter
only a city tormented by asthma
sluggish sushi
doomed to senile rhinitis
on iron clamped ears
and then in this once heaven
not even a crust of bread
only sky and gray sky
only sky and sky and sky
