• А
  • Б
  • В
  • Г
  • Д
  • Е
  • Ж
  • З
  • И
  • К
  • Л
  • М
  • Н
  • О
  • П
  • Р
  • С
  • Т
  • У
  • Ф
  • Х
  • Ц
  • Ч
  • Ш
  • Э
  • Ю
  • Я
  • A
  • B
  • C
  • D
  • E
  • F
  • G
  • H
  • I
  • J
  • K
  • L
  • M
  • N
  • O
  • P
  • Q
  • R
  • S
  • T
  • U
  • V
  • W
  • X
  • Y
  • Z
  • #
  • Текст песни Евгений Евтушенко - Облако в штанах. 2 - В.Маяковский

    Просмотров: 7
    0 чел. считают текст песни верным
    0 чел. считают текст песни неверным
    На этой странице находится текст песни Евгений Евтушенко - Облако в штанах. 2 - В.Маяковский, а также перевод песни и видео или клип.
    Славьте меня!
    Я великим не чета.
    Я над всем, что сделано,
    ставлю "nihil".

    Никогда
    ничего не хочу читать.
    Книги?
    Что книги!

    Я раньше думал -
    книги делаются так:
    пришел поэт,
    легко разжал уста,
    и сразу запел вдохновенный простак -
    пожалуйста!
    А оказывается -
    прежде чем начнет петься,
    долго ходят, размозолев от брожения,
    и тихо барахтается в тине сердца
    глупая вобла воображения.
    Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
    из любвей и соловьев какое-то варево,
    улица корчится безъязыкая -
    ей нечем кричать и разговаривать.

    Городов вавилонские башни,
    возгордясь, возносим снова,
    а бог
    города на пашни
    рушит,
    мешая слово.

    Улица муку молча перла.
    Крик торчком стоял из глотки.
    Топорщились, застрявшие поперек горла,
    пухлые taxi и костлявые пролетки
    грудь испешеходили.

    Чахотки площе.
    Город дорогу мраком запер.

    И когда -
    все-таки!-
    выхаркнула давку на площадь,
    спихнув наступившую на горло паперть,
    думалось:
    в хорах архангелова хорала
    бог, ограбленный, идет карать!

    А улица присела и заорала:
    "Идемте жрать!"

    Гримируют городу Круппы и Круппики
    грозящих бровей морщь,
    а во рту
    умерших слов разлагаются трупики,
    только два живут, жирея -
    "сволочь"
    и еще какое-то,
    кажется, "борщ".

    Поэты,
    размокшие в плаче и всхлипе,
    бросились от улицы, ероша космы:
    "Как двумя такими выпеть
    и барышню,
    и любовь,
    и цветочек под росами?"
    А за поэтами -
    уличные тыщи:
    студенты,
    проститутки,
    подрядчики.

    Господа!
    Остановитесь!
    Вы не нищие,
    вы не смеете просить подачки!

    Нам, здоровенным,
    с шаго саженьим,
    надо не слушать, а рвать их -
    их,
    присосавшихся бесплатным приложением
    к каждой двуспальной кровати!

    Их ли смиренно просить:
    "Помоги мне!"
    Молить о гимне,
    об оратории!
    Мы сами творцы в горящем гимне -
    шуме фабрики и лаборатории.

    Что мне до Фауста,
    феерией ракет
    скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
    Я знаю -
    гвоздь у меня в сапоге
    кошмарней, чем фантазия у Гете!

    Я,
    златоустейший,
    чье каждое слово
    душу новородит,
    именинит тело,
    говорю вам:
    мельчайшая пылинка живого
    ценнее всего, что я сделаю и сделал!

    Слушайте!
    Проповедует,
    мечась и стеня,
    сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!
    Мы
    с лицом, как заспанная простыня,
    с губами, обвисшими, как люстра,
    мы,
    каторжане города-лепрозория,
    где золото и грязь изъязвили проказу,-
    мы чище венецианского лазорья,
    морями и солнцами омытого сразу!

    Плевать, что нет
    у Гомеров и Овидиев
    людей, как мы,
    от копоти в оспе.
    Я знаю -
    солнце померкло б, увидев
    наших душ золотые россыпи!

    Жилы и мускулы - молитв верней.
    Нам ли вымаливать милостей времени!
    Мы -
    каждый -
    держим в своей пятерне
    миров приводные ремни!

    Это взвело на Голгофы аудиторий
    Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
    и не было ни одного,
    который
    не кричал бы:
    "Распни,
    распни его!"
    Но мне -
    люди,
    и те, что обидели -
    вы мне всего дороже и ближе.

    Видели,
    как собака бьющую руку лижет?!

    Я,
    обсмеянный у сегодняшнего племени,
    как длинный
    скабрезный анекдот,
    вижу идущего через горы времени,
    которого не видит никто.

    Где глаз людей обрывается куцый,
    главой голодных орд,
    в терновом венце революций
    грядет шестнадцатый год.

    А я у вас - его предтеча;
    я - где боль, везде;
    на каждой капле слезовой течи
    распял себя на кресте.
    Уже ничего простить нельзя.
    Я выжег души, где нежность растили.
    Это труднее, чем взять
    тысячу тысяч Бастилий!

    И когда,
    приход его
    мятежом оглашая,
    выйдете к спасителю -
    вам я
    душу вытащу,
    растопчу,
    чтоб большая!-
    и окровавленную дам, как знамя.

    Смотрите также:

    Все тексты Евгений Евтушенко >>>

    Praise me!
    I'm not a great couple.
    I'm above all that is done
    I put "nihil".

    Never
    I do not want to read anything.
    Books?
    What a book!

    I used to think -
    books are made like this:
    the poet came
    he opened his mouth easily
    and immediately sang an inspired simpleton -
    you are welcome!
    But it turns out -
    before you start singing
    walk for a long time, grinding after fermentation,
    and floundering quietly in the hush of heart
    stupid roach of imagination.
    While boiling, rhyming sawing,
    from love and nightingales some kind of brew,
    the street is writhing
    she has nothing to scream and talk.

    The cities of the tower of Babel,
    proud, ascend again
    and god
    arable land
    destroys
    disturbing the word.

    Street flour silently pearl.
    A scream stood up from his throat.
    Puffed, stuck across the throat,
    chubby taxi and bony spills
    Chest pedestal.

    Consumption is flatter.
    The city locked the road in darkness.

    And when -
    all the same! -
    threw the crush into the square,
    pushing the porch that stepped on the throat,
    thought:
    in the choirs of the archangel choral
    God, robbed, goes to punish!

    And the street crouched and yelled:
    "Let's eat!"

    Make up the city of Kruppa and Kruppiki
    menacing eyebrows wrinkle
    and in the mouth
    dead words decompose the corpses,
    only two live, fat loss -
    bastard
    and some other
    It seems to be borsch.

    Poets
    soaked in weeping and sobbing
    rushed from the street, ruffling cosmas:
    "How to drink two of these
    and the young lady
    and love,
    and a flower under the dew? "
    And for the poets -
    street thousand:
    students
    prostitutes
    contractors.

    Lord!
    Stop!
    You are not beggars
    you dare not ask for handouts!

    To us hefty
    with a soot step
    it’s necessary not to listen, but to tear them -
    them,
    sucked by a free application
    to every double bed!

    Do they humbly ask:
    "Help me!"
    Pray for a hymn
    about the oratorio!
    We ourselves are creators in a burning hymn -
    the noise of the factory and laboratory.

    What am I to Faust
    extravaganza rockets
    rolling with Mephistopheles in the sky!
    I know -
    the nail in my boot
    more nightmare than Goethe's fantasy!

    I,
    gold-domest,
    whose every word
    gives birth to a soul
    name the body
    I tell you:
    the smallest speck of dust of the living
    the most valuable thing that I will do and have done!

    Listen up!
    Preaching
    tossing and wailing
    Today the crybug Zarathustra!
    we
    with a face like a sleepy sheet
    with lips drooping like a chandelier
    we,
    convicts of the leper colony,
    where gold and dirt ulcerated leprosy, -
    we are cleaner than the venetian lazier
    seas and suns washed immediately!

    Spit that no
    Homers and Ovidiev
    people like us
    from soot in smallpox.
    I know -
    the sun faded b seeing
    our souls are gold placers!

    Veins and muscles - prayers rather.
    Do we beg for graces of time!
    We -
    each -
    keep in our fives
    worlds drive belts!

    It cocked audiences at Calvary
    Petrograd, Moscow, Odessa, Kiev,
    and there was not one
    which the
    would not shout:
    "Crucify
    crucify him! "
    But to me -
    people,
    and those who offended -
    you are most dear to me and closer.

    We saw
    how a dog beats a beating hand ?!

    I,
    ridiculed by today's tribe
    how long
    Steamy Joke
    I see time running through the mountains
    which no one sees.

    Where people’s eyes cut short,
    the head of the hungry hordes
    in the crown of thorns of revolution
    the sixteenth year is coming.

    And I am your forerunner;
    I am where pain is everywhere;
    on every drop of tear leak
    crucified himself on the cross.
    Nothing can be forgiven.
    I burned out the souls where tenderness was raised.
    It's harder than taking
    thousand thousand Bastille!

    And when,
    his coming
    announcing in rebellion
    go to the savior -
    you i
    I'll take out my soul
    trample on
    so big! -
    and bloodied ladies, like a banner.

    Опрос: Верный ли текст песни?
    Да Нет