Текст песни и не привязывайся к мужчинам, деньгам - иллюзиям и вещам
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Перевяжи эти дни тесемкой, вскрой, когда сделаешься стара: Калашник кормит блинами с семгой и пьет с тобой до шести утра; играет в мачо, горланит блюзы – Москва пустынна, луна полна (я всех их, собственно, и люблю за то, что все как один шпана: пусть образованна первоклассно и кашемировое пальто, – но приджазованна, громогласна и надирается как никто). Кумир вернулся в свой Копенгаген, ехиден, стрижен и большеглаз; а ты тут слушаешь Нину Хаген и Диаманду еще Галас, читаешь Бродского, Йейтса, Йитса, днем эта книга, на вечер – та, и все надеешься просветлиться, да не выходит же ни черта – все смотришь в лица, в кого б залиться, сорваться, голову очертя. Влюбиться – выдохнуть как-то злобу, что прет ноздрями, как у быка: одну отчаянную зазнобу – сто шуток, двадцать три кабака, – с крючка сорвали на днях; похоже, что крепко держат уже в горсти; а тот, кого ты забыть не можешь, ни «мсти», ни «выпусти», ни «прости» – живет, улыбчив, холен, рекламен и любит ту, что погорячей; благополучно забыв про пламень островитянских твоих очей. Ты, в общем, целую пятилетку романов втиснула в этот год: так молодую легкоатлетку швыряет наземь в секунде от рекорда; встанешь, дадут таблетку, с ладоней смоешь холодный пот; теперь вот меряй шагами клетку своих раздумий, как крупный скот, мечись и громко реви в жилетку тому, кто верил в иной исход. Да впрочем, что тебе: лет-то двадцать, в груди пожар, в голове фокстрот; Бог рад отечески издеваться, раз уж ты ждешь от Него острот; Он дал и страсти тебе, и мозга, и, в целом, зрелищ огреб сполна; пока, однако, ты только моська, что заливается на Слона; когда ты станешь не просто куклой, такой, подкованной прыткой вшой – тебя Он стащит с ладони смуглой и пообщается, как с большой. Пока же прыгай, как первогодок, вся в черноземе и синяках: беги ловушек, сетей, разводок; все научились, ты всё никак; взрослей, читай золотые книжки, запоминай все, вяжи тесьмой; отрада – в каждом втором мальчишке, спасенье – только в тебе самой; не верь сомнениям беспричинным; брось проповедовать овощам; и не привязывайся к мужчинам, деньгам, иллюзиям и вещам. Ты перестанешь жить спешно, тряско, поймешь, насколько была глуха; с тебя облезет вся эта краска, обложка, пестрая шелуха; ты сможешь сирых согреть и слабых; и, вместо модненькой чепухи - Когда-нибудь в подворотне лабух споет романс на твои стихи. |
|
Tie these days with a ribbon, open them when you become old: Kalashnik feeds pancakes with salmon and drinks with you until six in the morning; plays macho, bawls the blues - Moscow is deserted, the moon is full (in fact, I love all of them because they are all like one punks: even if she is first-class educated and a cashmere coat, but jazzy, loud and puffed up like no one else).
The idol returned to his Copenhagen, echiden, short-haired and big-eyed; and here you are listening to Nina Hagen and Diamanda still Galas, reading Brodsky, Yeats, Yeats, this book in the afternoon, this one for the evening, and you all hope to be enlightened, but not a damn thing comes out - you all look at the faces of whom to pour into, to break , head outlined.
To fall in love is to somehow exhale anger that rushes with its nostrils like a bull: one desperate sweetheart - a hundred jokes, twenty-three taverns - was torn off the hook the other day; it seems that they are already holding tightly in a handful; and the one whom you cannot forget, neither "revenge", nor "release", nor "forgive" - lives, smiling, sleek, advertizing and loves the hottest one; safely forgetting about the flame of your islander eyes.
You, in general, squeezed a whole five-year romance into this year: this is how a young athlete is thrown to the ground in a second from a record; you get up, they will give you a pill, you will wash off the cold sweat from your palms; Now, step by step the cage of your thoughts, like cattle, rush and roar loudly into the waistcoat to someone who believed in a different outcome.
But what about you: about twenty years old, there is a fire in your chest, a foxtrot in your head; God is glad to mock fatherly, since you expect witties from Him; He gave you the passion, and the brain, and, in general, the spectacles ogreb in full; for now, however, you are only a pug that pours into the Elephant; when you become not just a doll, such a savvy louse, He will pull you from his palm with a dark skin and talk like a big one.
In the meantime, jump like a first year, all in black earth and bruises: run traps, nets, wiring; everyone has learned, you still can't; grow up, read golden books, remember everything, knit with braid; joy is in every second boy, salvation is only in you; do not trust unreasonable doubts; quit preaching vegetables; and don't get attached to men, money, illusions and things.
You will stop living in a hurry, shaking, you will understand how deaf you were; all this paint, cover, motley husks will peel off you; you can warm the orphans and the weak; and instead of fashionable nonsense -
Someday the labukh will sing a romance to your poems in the alley.