Мне помнится предсмертный крик Агамемнона,
Клинок, вошедший в спину по эфес.
Я видел перевал, я видел легионы,
Что вел на бойню преданный Орест,
Убивши мать, но сам не ставши прахом,
Спаливши дом, и в нем оставшись жить.
Серебряный овал, пришитый на рубаху,
Не спину защищает, а ножи.
На выпавшем снегу мы – пушечное мясо,
Я рвусь вперед, чужой среди своих.
Титановой рукой разорвана кираса.
Стервятника едят еще живых.
Штыки или шрапнель – для смерти все едино,
Она одна, ей имя – легион.
За нами наш форпост, кровавая машина,
И мы – последний выживший заслон.
За нами лишь Москва, последняя застава
Предательской войны ради войны;
Нас – двадцать человек, спасающих державу
Бездушной ксенофобной тишины.
Все средства хороши, когда навстречу – танки,
Когда нет сил и в животе свинец;
В бумажных небесах – болотная обманка,
Тускнеет мир, и мысль одна...
Я, выпавший из сна, спасаюсь бегством в омут,
И старше становлюсь на сотню лет.
Мне много хмурых лиц, как ни кому другому,
Презрительно скривляются вослед.
Из тел таких, как я, державе саван скроен,
Все знают, чей удел лежать в земле:
Вчера я был судьей, вчера я был героем,
Сегодня я – убийца и подлец.
Не сможешь быть судьей, работая на складе,
Где запах кожи вечен и велик.
Но есть всегда ДРУГОЙ, хромой, идущий сзади,
Стальной колонной с неба до земли –
Тот выжженный атлант, та жалкая надежда,
Оплаченная смертью наперед.
В любой стране глупец, что хрупкий мир удержит,
Убийцей будет зваться через год.
Смотрите также:
|
|
