Текст песни митя - Г.Х. Андерсен, Домовой мелочного торговца
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Жил-был заправский студент, — ютился он на чердаке и ровно ничего не имел за душой — и жил-был заправский мелочной торговец, — этот занимал целый нижний этаж, да и весь дом принадлежал ему. У него-то и прижился домовой. Ещё бы! Тут он каждый сочельник угощался кашей с маслом; у мелочного торговца хватало средств на такое угощение! Итак, домовой жил да жил в лавке, и это очень поучительно. Раз вечером из задних дверей появился студент; ему понадобилось купить свечку и сыру; послать ему было некого, он и пришёл в лавку сам. Получив от него плату за покупки, лавочник и лавочница пожелали ему «доброго вечера», а лавочница-то была из таких женщин, что могли сказать и побольше, чем «добрый вечер», — она отличалась даром красноречия. Студент кивнул им в ответ, продолжая читать то, что было напечатано на бумаге, в которую завернули ему сыр. Бумага оказалась листом, вырванным из какой-то старой книги поэтического содержания.— У меня этого добра ещё много! — сказал лавочник. Книжка досталась мне от одной старухи за горсточку кофейных зёрен. Хотите дать восемь скиллингов, так берите все остальные листы.— Спасибо! — сказать студент. — Дайте мне их вместо сыра! Я могу обойтись и одним хлебом с маслом! Грех был бы, если бы всю книгу изорвали в клочки! Вы — отличный человек, практический человек, но в поэзии смыслите не больше этой бочки!Он выразился довольно невежливо, особенно по отношению к бочке, но лавочник рассмеялся, и студент тоже: он, ведь, так сказать, пошутил только. Зато домовой обиделся: как смели сказать такую вещь самому домовладельцу, продавцу лучшего масла!Наступила ночь, лавку за́перли, и все, кроме студента, улеглись спать.Домовой вошёл в спальню и взял язычок хозяйки, — он ей, ведь, не нужен был, пока она спала. Стоило домовому прикрепить этот язычок к какому-нибудь предмету в лавке — тот сейчас получал дар слова и мог высказать все свои мысли и чувства не хуже самой лавочницы. И хорошо, что язычок мог служить лишь одному предмету зараз, а то они просто бы оглушили друг друга.Домовой прикрепил язычок к бочке, в которую сваливались старые газеты, и спросил её:— Вы в самом деле не знаете, что такое поэзия?— Знаю! — отвечала она. — Это обыкновенно печатается в подвальных столбцах газеты и потом отрезается. Полагаю, что во мне этого добра побольше, чем у студента, а я, ведь, только ничтожная бочка в сравнении с самим лавочником.Потом домовой прикрепил язычок к кофейной мельнице, — то-то она замолола! Затем к кадочке из-под масла и, наконец, к выручке. Все оказались одного мнения, а с мнением большинства приходится уж считаться!— Постой же ты, студентик! — сказал домовой и тихонько поднялся по чёрной лестнице на чердак, где жил студент. В каморке было светло; домовой приложился глазком к замочной скважине и увидал, что студент сидит и читает рваную книгу; но какой свет разливался от неё! Один яркий луч, исходивший из книги, образовывал как бы ствол великолепного дерева, которое упиралось вершиной в самый потолок и широко раскинуло свои ветви над головой студента. Листья его были один свежее другого, каждый цветок — прелестною девичьею головкой с жгучими чёрными, или с ясными голубыми глазами, а каждый плод — яркою звездой. И что за дивные пение и музыка звучали в каморке!Нет, крошка-домовой не только никогда не видел и не слышал ничего такого на самом деле, но и представить себе не мог! Он так и замер на цыпочках у дверей, и всё глядел, глядел, пока свет не потух. Студент уже потушил лампу и улёгся в постель, а домовой всё стоял на том же месте: дивная мелодия всё ещё звучала в комнате, убаюкивая студента.— Вот так чудеса! — сказал домовой. — Не ожидал! Право, я думаю переселиться к студенту! — Подумав хорошенько, он, однако, вздохнул: — У студента, ведь, нет каши!И он спустился — да, спустился опять вниз к лавочнику. И хорошо сделал, — бочка чуть было не истрепала весь язычок хозяйки, высказывая, как следует смотреть на содержимое её с одной стороны, и уже собиралась было повернуться, чтобы выяснить дело и с другой. Домовой снёс язычок обратно хозяйке, но с тех пор вся лавка — от выручки до растопок — была одного мнения с бочкой и стала относиться к ней с таким уважением, так уверовала в её богатое содержание, что слушая, как лавочник читал что-нибудь в вечернем «Вестнике» о театре или об искусстве, твёрдо верила, что и это всё взято из бочки.Но крошка-домовой уже не сидел, как бывало прежде, спокойно на своём месте, прислушиваясь ко всей этой премудрости; едва только в каморке у студента показывался свет, домового неудержимо влекло туда, словно лучи этого света были якорными канатами, а сам он якорем. Он глядел в замочную скважину, и его охватывало такое же чувство, какое испытываем мы при виде величавой картины взволнованного моря в час, когда над ним пролетает ангел бури. И домовой не мог удержаться от слёз; он и сам не знал, почему плачет, слёзы лились сами собою, а самому ему было и сладко, и больно. Вот бы посидеть вместе со студентом под самым деревом! Но чему не бывать, тому и
Смотрите также:
Все тексты митя >>> |
|
There once lived a refueling student, - he huddled in the attic and had absolutely nothing for his soul - and there lived a refueling petty merchant, - this one occupied the whole lower floor, and the whole house belonged to him. His brownie also took root. Still would! Then he every Christmas Eve treated himself to porridge with butter; the petty merchant had enough money for such a treat! So, the brownie lived and lived in a shop, and this is very instructive. Once in the evening a student appeared from the back doors; he needed to buy a candle and cheese; there was no one to send him, he came to the shop himself. Having received payment from him for purchases, the shopkeeper and shopkeeper wished him “good evening,” and the shopkeeper was one of those women who could say more than “good evening,” she was distinguished by the gift of eloquence. The student nodded back, continuing to read what was printed on the paper in which the cheese was wrapped. The paper turned out to be a sheet torn from some old book of poetic content. “I still have a lot of this stuff! - said the shopkeeper. The book came to me from one old woman for a handful of coffee beans. You want to give eight skills, so take all the other sheets. - Thank you! - say student. - Give me them instead of cheese! I can do with one bread and butter! It would be a sin if the whole book were torn to shreds! You are a great person, a practical person, but you don’t know more than poetry in this barrel! He expressed himself rather impolite, especially with respect to the barrel, but the shopkeeper laughed, and the student too: he, after all, only joked, so to speak. But the brownie was offended: how dare they say such a thing to the homeowner himself, the seller of the best butter! Night came, the shop was locked up, and everyone except the student went to bed. The house went into the bedroom and took the tongue of the mistress, because she didn’t need him, while she was sleeping. As soon as the householder attached this tongue to some object in the shop, he now received the gift of speech and could express all his thoughts and feelings no worse than the shopkeeper herself. And it’s good that the tongue could serve only one thing at a time, otherwise they would simply stun each other. Domovoy attached the tongue to the barrel into which the old newspapers fell, and asked her: “You really do not know what poetry is?” I know! She answered. - It is usually printed in the basement columns of a newspaper and then cut off. I believe that there is more good in me than that of a student, and I, after all, are just an insignificant barrel compared to the shopkeeper himself. Then the brownie attached a tongue to the coffee mill - that’s why it ground! Then to the oil pan and, finally, to the proceeds. Everyone turned out to be of the same opinion, but we have to reckon with the majority opinion! - Wait a minute, student! - said the brownie and quietly climbed the back stairs to the attic where the student lived. It was light in the closet; the brownie put a peephole at the keyhole and saw that the student was sitting and reading a torn book; but what a light spilled from her! One bright ray emanating from the book formed, as it were, the trunk of a magnificent tree, which rested with its peak against the ceiling and spread its branches wide over the student’s head. Its leaves were one fresher than the other, each flower with a charming girlish head with burning black or with clear blue eyes, and each fruit with a bright star. And what a wonderful singing and music sounded in the closet! No, the baby-brownie not only never saw or heard anything like this in fact, but could not imagine! He stood on tiptoe at the door, and kept looking, looking until the light went out. The student had already put out the lamp and lay down on the bed, and the brownie was still in the same place: a marvelous melody still sounded in the room, lulling the student. “So miracles!” - said the brownie. - Not expected! Really, I’m thinking of moving to a student! - Thinking carefully, he, however, sighed: - The student, after all, has no porridge! And he went down - yes, went down again to the shopkeeper. And he did well - the barrel almost ruined the entire tongue of the hostess, expressing how to look at the contents of it on one side, and was about to turn around to find out the matter on the other. The brownie pulled the tongue back to the hostess, but since then the whole shop - from revenue to kindling - had the same opinion with the barrel and began to treat her with such respect, believed in its rich content so that listening to the shopkeeper read something in the evening The Vestnik about the theater or art, firmly believed that this was all taken from the barrel. But the baby-house was no longer sitting calmly in its place, as it was before, listening to all this wisdom; as soon as the light appeared in the student’s room, the brownie was irresistibly drawn there, as if the rays of this light were anchor ropes, and he himself was an anchor. He looked into the keyhole, and he was overcome by the same feeling that we experience when we see the majestic picture of the excited sea at the hour when a storm angel flies over it. And the brownie could not resist tears; he himself did not know why he was crying, tears flowed by themselves, and he himself was both sweet and painful. I wish I could sit with the student under the tree itself! But why not, that's