Текст песни Alexander Pope - Eloisa to Abelard
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
Eloisa to Abelard In these deep solitudes and awful cells, Where heav'nly-pensive contemplation dwells, And ever-musing melancholy reigns; What means this tumult in a vestal's veins? Why rove my thoughts beyond this last retreat? Why feels my heart its long-forgotten heat? Yet, yet I love! — From Abelard it came, And Eloisa yet must kiss the name. Dear fatal name! rest ever unreveal'd, Nor pass these lips in holy silence seal'd. Hide it, my heart, within that close disguise, Where mix'd with God's, his lov'd idea lies: O write it not, my hand — the name appears Already written — wash it out, my tears! In vain lost Eloisa weeps and prays, Her heart still dictates, and her hand obeys. Relentless walls! whose darksome round contains Repentant sighs, and voluntary pains: Ye rugged rocks! which holy knees have worn; Ye grots and caverns shagg'd with horrid thorn! Shrines! where their vigils pale-ey'd virgins keep, And pitying saints, whose statues learn to weep! Though cold like you, unmov'd, and silent grown, I have not yet forgot myself to stone. All is not Heav'n's while Abelard has part, Still rebel nature holds out half my heart; Nor pray'rs nor fasts its stubborn pulse restrain, Nor tears, for ages, taught to flow in vain. Soon as thy letters trembling I unclose, That well-known name awakens all my woes. Oh name for ever sad! for ever dear! Still breath'd in sighs, still usher'd with a tear. I tremble too, where'er my own I find, Some dire misfortune follows close behind. Line after line my gushing eyes o'erflow, Led through a sad variety of woe: Now warm in love, now with'ring in thy bloom, Lost in a convent's solitary gloom! There stern religion quench'd th' unwilling flame, There died the best of passions, love and fame. Yet write, oh write me all, that I may join Griefs to thy griefs, and echo sighs to thine. Nor foes nor fortune take this pow'r away; And is my Abelard less kind than they? Tears still are mine, and those I need not spare, Love but demands what else were shed in pray'r; No happier task these faded eyes pursue; To read and weep is all they now can do. Then share thy pain, allow that sad relief; Ah, more than share it! give me all thy grief. Heav'n first taught letters for some wretch's aid, Some banish'd lover, or some captive maid; They live, they speak, they breathe what love inspires, Warm from the soul, and faithful to its fires, The virgin's wish without her fears impart, Excuse the blush, and pour out all the heart, Speed the soft intercourse from soul to soul, And waft a sigh from Indus to the Pole. Thou know'st how guiltless first I met thy flame, When Love approach'd me under Friendship's name; My fancy form'd thee of angelic kind, Some emanation of th' all-beauteous Mind. Those smiling eyes, attemp'ring ev'ry day, Shone sweetly lambent with celestial day. Guiltless I gaz'd; heav'n listen'd while you sung; And truths divine came mended from that tongue. From lips like those what precept fail'd to move? Too soon they taught me 'twas no sin to love. Back through the paths of pleasing sense I ran, Nor wish'd an Angel whom I lov'd a Man. Dim and remote the joys of saints I see; Nor envy them, that heav'n I lose for thee. How oft, when press'd to marriage, have I said, Curse on all laws but those which love has made! Love, free as air, at sight of human ties, Spreads his light wings, and in a moment flies, Let wealth, let honour, wait the wedded dame, August her deed, and sacred be her fame; Before true passion all those views remove, Fame, wealth, and honour! what are you to Love? The jealous God, when |
|
Элоиза Абеляру
В этих глубоких уединениях и ужасных клетках,
Там, где обитает тяжёлое задумчивое созерцание,
И царит вечная тоска;
Что означает этот шум в венах вестали?
Зачем бродить мои мысли за пределами этого последнего отступления?
Почему мое сердце чувствует давно забытое тепло?
Все же, все же я люблю! - От Абеляра пришло,
И Элоиза еще должна поцеловать имя.
Уважаемое роковое имя! отдохни,
И не передавай эти губы в святом молчании.
Спрячь это, мое сердце, в этой скрытой маскировке,
Где смесь с Богом, его идея любви лежит:
О, не пиши, моя рука - имя появляется
Уже написано - смой мои слезы!
Напрасно потерянная Элоиза плачет и молится,
Ее сердце все еще диктует, и ее рука слушается.
Безжалостные стены! чей темный раунд содержит
Раскаявшиеся вздохи и добровольные боли:
Вы прочные камни! какие святые колени носили;
Вы, гроты и пещеры, shagg'd с ужасным шипом!
Святыни! где их бдения хранят бледные девы,
И жалкие святые, чьи статуи учатся плакать!
Хотя холодно, как ты, unmov'd, и тихо вырос,
Я еще не забыл себя в камне.
У Абеляра не все, а у Абеляра
Все еще мятежная природа держит половину моего сердца;
Ни молитвы, ни поста свой упрямый пульс сдерживают,
И слезы веками учат течь напрасно.
Как только твои письма дрожат, я раскрываюсь,
Это известное имя пробуждает все мои беды.
О, имя навсегда грустное! навсегда дорогой!
Все еще дыша вздохами, все еще со слезами.
Я тоже дрожу, где я нахожусь,
Некоторое ужасное несчастье следует за ним.
Строка за линией мои хлестшие глаза текут,
Вела через печальное разнообразие горя:
Теперь тепло в любви, теперь в твоем цвету,
Затерянный в одиночестве монастыря!
Строгая религия погасит невольное пламя,
Там погибли лучшие страсти, любовь и слава.
Все же напиши, ну напиши мне все, что я могу присоединиться
Горе твоим скорбям и эх вздохи твоим.
Ни враги, ни удача не убирают этот пауэр;
И мой Абеляр менее добр, чем они?
Слезы все еще мои, и те, которые мне не нужны,
Любовь, но требует того, что еще было пролито в молитве;
Нет более счастливой задачи, которую преследуют эти поблекшие глаза;
Читать и плакать - это все, что они теперь могут сделать.
Тогда поделись своей болью, позволь этому печальному облегчению;
Ах, больше, чем поделиться! дай мне все твое горе.
Heav'n сначала учил письма для помощи негодяю,
Какой-нибудь изгнанный любовник или какая-то горничная в плену;
Они живут, они говорят, они дышат тем, что вдохновляет любовь,
Теплый от души и верный ее огням,
Желание Девы без ее страхов передается,
Извините за румянец и изливайте все сердце,
Ускорьте мягкое общение от души к душе,
И вздохнуть от Инда до Полюса.
Ты знаешь, как невиновен первый раз, когда я встретил твое пламя,
Когда Любовь приблизилась ко мне под именем Дружбы;
Моя фантазия ангела,
Некоторая эманация всебелого Разума.
Те улыбающиеся глаза, которые пытаются каждый день,
Сверкала сладко светящаяся с небесным днем.
Я не виноват; heavy'n listen'd, пока ты спел;
И истины Божьи пришли с того языка.
Из губ как те, что заповедь провалилась?
Слишком скоро они научили меня, что не грех любить.
Возвращаясь по пути приятного чувства, я бежал,
И не хотел бы Ангела, которого я бы любил.
Смутные и отдаленные радости святых, которых я вижу;
И не завидуй им, что тяжело я проиграю тебе.
Как часто, когда пресса вступала в брак, я сказал,
Проклятие всех законов, кроме тех, которые сделала любовь!
Любовь свободна, как воздух, при виде человеческих связей,
Расправляет легкие крылья и через мгновение летит,
Пусть богатство, пусть честь, подождет замужняя дама,
Август ее поступок, и святой будет ее слава;
Перед истинной страстью все эти взгляды удаляются,
Слава, богатство и честь! что ты любишь?
Бог ревнивый, когда
