Текст песни Владимир Качан - Дневник прапорщика Смирнова
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной, Ты глядела в то утро на меня одного. Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый, Я купил тебе пряник в форме сердца мово. Музыканты играли невозможное танго И седой молдаванин нам вина подливал. Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..." Вот и все, что в то утро я тебе прошептал. А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул, А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, - проигрался вчистую и ремень подтянул. Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, - Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет: "Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе полмильона с России, я узнал из газет". И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте, Как последнюю память, твое фото храня. Это фото я выкрал у фотографа Кости, Это фото в скитаньях утешало меня. Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены, Подобрал меня русский бывший штабс-капитан. А в июне в Марселе Бог послал мне Елену, И была она родом из мадьярских цыган. Она пела романсы и страдала чахоткой, И неслышно угасла среди белого дня. И была она умной, и была она доброй, Говорила по-русски, и жалела меня. Я уехал на север, я добрался до Польши, И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу, Я почувствовал, Танька, не могу я так больше, Не могу я так больше, больше так не могу. Мы же русские, Танька, мы приходим обратно, Мы встаем на колени, нам иначе нельзя Мы же русские, Танька, дураки и паскуды, Проститутки и воры, шулера и князья. Мы шатались на Пасху по Москве по церковной, Ты глядела в то утро на меня одного. Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый, Я купил тебе пряник в форме сердца мово. Музыканты играли невозможное танго И седой молдаванин нам вина подливал. Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..." Вот и все, что в то утро я тебе прошептал. Смотрите также:
Все тексты Владимир Качан >>> |
|
We wandered for Easter in Moscow on the church ,
You looked at me one morning .
I remember in the shop Goldstein I spent a ruble ,
I bought you a cake in the shape of heart IOHE .
Musicians can not play tango
And gray Moldovan wine pouring us .
I remember , I leaned and whispered to you : & quot; Tanya ... & quot;
That's it, that morning I'll whispered .
And I fled from the Crimea, and Tatar Ahmetka
Gave me a feminine blouse and sent to Istanbul
And in Istanbul , again - yes racetrack roulette -
lost money outright and belt tightened .
Landlord coffee , polyubovnik Ninel -
Small , also from the Russian - gave me a piece of advice :
& quot; Get out of Istanbul. It is said that in Marseille
polmilona with Russia , I learned from the newspapers & quot ;.
And I sailed in the luggage to the Ahmetkinoy sweater,
As the last memory by storing your photos .
This is a photo I stole the photographer Bones
This picture wandering comforted me.
I remember the night of the autumn I was opening his veins ,
I picked up a Russian former captain .
And in June in Marseille God sent me Helen,
And she was a native of Magyar Roma.
She sang songs and had suffered from tuberculosis ,
And quietly faded away in broad daylight .
And she was smart, and she was good ,
Spoke in Russian , and felt sorry for me.
I went to the north, I got to Poland,
And at the wharf in Gdansk , freezing in the snow ,
I felt Tanya , I can not so much anymore ,
I can not so much anymore , can not go on .
We are Russian , Tanya , we come back ,
We get up on his knees , we can not be otherwise
We are Russian , Tanya , fools and paskuda ,
Prostitutes and thieves, tricksters and princes .
We wandered for Easter in Moscow on the church ,
You looked at me one morning .
I remember in the shop Goldstein I spent a ruble ,
I bought you a cake in the shape of heart IOHE .
Musicians can not play tango
And gray Moldovan wine pouring us .
I remember , I leaned and whispered to you : & quot; Tanya ... & quot;
That's it, that morning I'll whispered .