Текст песни Samuel Taylor Coleridge - Read by MFS
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
1772-1834 ALL thoughts, all passions, all delights, Whatever stirs this mortal frame, All are but ministers of Love, And feed his sacred flame. Oft in my waking dreams do I Live o'er again that happy hour, When midway on the mount I lay, Beside the ruin'd tower. The moonshine, stealing o'er the scene, Had blended with the lights of eve; And she was there, my hope, my joy, My own dear Genevieve! She lean'd against the armed man, The statue of the armed Knight; She stood and listen'd to my lay, Amid the lingering light. Few sorrows hath she of her own, My hope! my joy! my Genevieve! She loves me best whene'er I sing The songs that make her grieve. I play'd a soft and doleful air; I sang an old and moving story-- An old rude song, that suited well That ruin wild and hoary. She listen'd with a flitting blush, With downcast eyes and modest grace; For well she knew I could not choose But gaze upon her face. I told her of the Knight that wore Upon his shield a burning brand; And that for ten long years he woo'd The Lady of the Land. I told her how he pined: and ah! The deep, the low, the pleading tone With which I sang another's love, Interpreted my own. She listen'd with a flitting blush, With downcast eyes, and modest grace; And she forgave me, that I gazed Too fondly on her face! But when I told the cruel scorn That crazed that bold and lovely Knight, And that he cross'd the mountain-woods, Nor rested day nor night; That sometimes from the savage den, And sometimes from the darksome shade, And sometimes starting up at once In green and sunny glade-- There came and look'd him in the face An angel beautiful and bright; And that he knew it was a Fiend, This miserable Knight! And that, unknowing what he did, He leap'd amid a murderous band, And saved from outrage worse than death The Lady of the Land;-- And how she wept and clasp'd his knees; And how she tended him in vain-- And ever strove to expiate The scorn that crazed his brain;-- And that she nursed him in a cave; And how his madness went away, When on the yellow forest leaves A dying man he lay;-- His dying words--but when I reach'd That tenderest strain of all the ditty, My faltering voice and pausing harp Disturb'd her soul with pity! All impulses of soul and sense Had thrill'd my guileless Genevieve; The music and the doleful tale, The rich and balmy eve; And hopes, and fears that kindle hope, An undistinguishable throng, And gentle wishes long subdued, Subdued and cherish'd long! She wept with pity and delight, She blush'd with love and virgin shame; And like the murmur of a dream, I heard her breathe my name. Her bosom heaved--she stepp'd aside, As conscious of my look she stept-- Then suddenly, with timorous eye She fled to me and wept. She half enclosed me with her arms, She press'd me with a meek embrace; And bending back her head, look'd up, And gazed upon my face. 'Twas partly love, and partly fear, And partly 'twas a bashful art, That I might rather feel, than see. The swelling of her heart. I calm'd her fears, and she was calm, And told her love with virgin pride; And so I won my Genevieve, My bright and beauteous Bride. |
|
1772-1834 гг.
ВСЕ мысли, все страсти, все восторги,
Что бы ни мешало этому смертному телу,
Все лишь служители любви,
И накорми его священное пламя.
Часто в моих снах наяву я
Живи снова в тот счастливый час,
Когда я лежал на вершине горы,
Рядом с разрушенной башней.
Самогон, крадущий сцену,
Смешался с огнями Евы;
И она была там, моя надежда, моя радость,
Моя дорогая Женевьева!
Она прислонилась к вооруженному человеку,
Статуя вооруженного рыцаря;
Она стояла и слушала мою ложь,
Среди затяжного света.
Мало у нее собственных печалей,
Моя надежда! моя радость! моя Женевьева!
Она любит меня больше всего, когда я пою
Песни, которые заставляют ее горевать.
Я играл мягкий и печальный воздух;
Я спел старую трогательную историю -
Старая грубая песня, которая хорошо подходит
Эти развалины дикие и седые.
Она слушала, краснея,
С опущенными глазами и скромной грацией;
Она хорошо знала, что я не могу выбрать
Но посмотрите ей в лицо.
Я рассказал ей о рыцаре, который носил
На его щите горящее клеймо;
И что в течение десяти долгих лет он ухаживал
Госпожа Земли.
Я рассказал ей, как он тосковал: и ах!
Глубокий, низкий, умоляющий тон
С которой я пел чужую любовь,
Интерпретировал свою.
Она слушала, краснея,
С опущенными глазами и скромной грацией;
И она простила меня, что я смотрел
Слишком нежно на ее лице!
Но когда я сказал жестокое презрение
Это безумно смелого и прекрасного рыцаря,
И что он пересек горные леса,
Ни днем, ни ночью не отдыхал;
Что иногда из дикого логова,
А иногда из темной тени,
А иногда сразу запускается
На зеленой и солнечной поляне -
Пришел и посмотрел ему в лицо
Ангел красивый и светлый;
И что он знал, что это Дьявол,
Этот несчастный рыцарь!
И что, не зная, что он сделал,
Он прыгнул в банду убийц,
И спасен от возмущения хуже смерти
Владычица Земли; -
И как она плакала и обнимала его за колени;
И как она напрасно ухаживала за ним -
И когда-либо стремился искупить
Презрение, которое обезумело его мозг; -
И что она кормила его в пещере;
И как его безумие прошло,
Когда на желтых лесных листьях
Он лежал умирающим;
Его предсмертные слова - но когда я достиг
Это нежнейшее звучание из всех песен,
Мой прерывистый голос и пауза на арфе
Тревожила ее душу жалостью!
Все порывы души и разума
Трепет моя бесхитростная Женевьева;
Музыка и печальная сказка,
Насыщенный и благоухающий канун;
И надежды, и страхи, которые зажигают надежду,
Неразличимая толпа,
И нежные пожелания давно покорились,
Покорять и лелеять долго!
Она плакала от жалости и восторга,
Она покраснела от любви и девственного стыда;
И как шепот мечты,
Я слышал, как она выдохнула мое имя.
Ее грудь вздымалась - она отошла в сторону,
Заметив мой взгляд, она подошла к ...
Потом вдруг робким взглядом
Она убежала ко мне и плакала.
Она наполовину обняла меня,
Она прижала меня кроткими объятиями;
И, откинув голову, посмотрела вверх,
И смотрел на мое лицо.
Отчасти любовь, отчасти страх,
И отчасти это было застенчивое искусство,
Это я лучше чувствую, чем вижу.
Раздутие ее сердца.
Я успокоил ее страхи, и она была спокойна,
И сказал ей любовь с девственной гордостью;
И так я выиграл свою Женевьеву,
Моя яркая и прекрасная невеста.
