Текст песни И. Растеряев - Дед Агван
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
Дед Агван Я не видал родных дедов, И видеть мог едва ли: Все до рождения моего Они поумирали. Но я не обделён судьбой, Я всё равно счастливый. Был рядом дед, пусть не родной, Но горячо любимый. Он был нерусский - из армян, С деревни, из народа - Агван Тиграныч Григорян, Двадцать шестого года. Он был герой и ветеран - Такой, что прямо с книжки - Для всех. А я ему кидал За шиворот ледышки. Я про войну всё с детства знал - Ведь дед, без всякой лажи, Мне каждый день преподавал С тарелкой манной каши. Всё было так: он мирно пас Овец у Арарата. И вдруг взяла пошла на нас Немецкая армада, Чтобы ни русских, ни армян Здесь не было в природе, Но тут подъехал дед Агван, И он был резко против. Подъехал, правда, не один… Стекались, словно реки, Туда и тысячи грузин, Казахи и узбеки… Разноязыкою толпой Они в окопы сели. И в тех окопах всей гурьбой Мгновенно обрусели. Вместо овец на этот раз Другие были звери. И дед в прицел свой «Тигра» пас, крутил хвоста «Пантере»… По-русски с ним общенье шло Сперва не идеально, Но фразу «Башню сорвало» Он понимал – буквально. Я с дедом мог тарелки три Съедать той самой каши, Внимая, как они пошли На Запад пешим маршем. И, как всегда, в который раз В итоге накидали… А дальше шёл такой рассказ, Как в слёзном сериале: «Берлин. Апрель. Земля дрожит. Снаряды, пули – градом…» И дед по улице бежит С трофейным автоматом. Кругом - разбитые дома, Как гор кавказских гребни. С собой у деда пять гранат, Вдруг глядь : на куче щебня Лежит, скулит от страшных ран, Один, как щепка в шторме, Такой же, как и он, пацан, Но лишь в немецкой форме. И тычет деду на окно, Руками объясняет, Что он у дома своего Лежит и помирает. Что там родители его, Что он берлинский, местный, Его войною домело До своего подъезда. И дед поверх своих поклаж Хоть был не сильный самый, Взвалил его, и на этаж - Туда, где папа с мамой, Где взрывом балку повело, Где теплится лампада: «Встречайте, фрау, своего Немецкого солдата»… Дед, говоря про этот миг, Вдруг сразу изменялся: Про страшный материнский крик, Про то, как там остался. Как в кухне, где горел шандал, Воды ему нагрели, Как с грязью ненависть смывал За годы и недели, Как спал на белых простынях Среди войны и ада И видел сны о мирных днях В долине Арарата. Как утром снова он пошёл К победной близкой дате, Услышав сзади «Danke schon», Ответив им «Прощайте»… Тут я перебивал всегда, Дослушивал едва ли: «Дедуня, что за ерунда? Давай, как вы стреляли! Давай, как ты горел в огне, Чуть не погиб на мине…» - Неинтересно было мне Про простыни в Берлине. Но дед чего-то замолкал, Шёл за добавкой каши И кашу снова в рот толкал, Чтоб стал быстрей я старше… Его уж нет, а я большой. И вдруг я докумекал: В тот день был самый главный бой За звание человеком. Смотрите также:
Все тексты И. Растеряев >>> |
|
Grandfather Aghvan
I have not seen relatives grandfathers
And could hardly see:
All before the birth of my
They were dead.
But I am not deprived of destiny,
I'm still happy.
Grandfather was near, though not native,
But beloved.
He was not Russian - Armenians,
From the village, from the people -
Tigranych Aghvan Grigoryan,
Twenty-six.
He was a hero and veteran -
Such that straight from the book -
For all. And I threw him
The collar icicles.
I'm talking about the war all knew from childhood -
After all, his grandfather, without any lazhi,
I taught every day
With a plate of semolina.
It was as he peacefully pass
Sheep in Ararat.
And suddenly we took went to
German armada
That neither Russian nor Armenian
There was in nature,
But then drove his grandfather Aghvan,
And he was strongly opposed.
Pulled up, though not one ...
Flocked like a river,
There and thousands of Georgians
Kazakhs and Uzbeks ...
Raznoyazyky crowd
They sat down in the trenches.
And in those trenches whole crowd
Instantly Russified.
Instead of sheep at this time
Others were beasts.
And my grandfather in his sight
"Tiger" pass, twisted tail "Panther" ...
In Russian with him went Communication
First, not perfect,
But the phrase "Tower frustrated"
He understood - literally.
I with my grandfather could plates three
Eat the very porridge,
Listening to how they went
Westward march on foot.
And, as always, for the umpteenth time
As a result, have thrown ...
And then walked this story
How to slёznom series:
"Berlin. April. The earth trembles.
Shells, bullets - hail ... "
And the old man down the street runs
With the captured machine.
Circle - broken home,
How Caucasian mountains ridges.
With a grandfather of five grenades,
Suddenly, lo and behold: a pile of rubble
Lies, whines from the terrible wounds,
One, as a rake in a storm,
The same as he, the boy,
But only in German uniform.
And pokes his grandfather at the window,
Hands explains
What does he have in his house
Lies dying.
What's his parents,
Berlin that he, a local,
His war domelo
Before his entrance.
And on top of his grandfather mounds
Though was not the most powerful,
Shouldered it, and on the floor -
To where her father and mother,
Where the explosion led beam,
Where the heat lamp:
"Meet, Frau, a
German soldier "...
Grandfather, speaking of this moment,
Suddenly changed immediately:
About a terrible parent cry
About how there was.
As in the kitchen, where the burning candlestick,
Water it is heated,
Like dirt washed off hatred
Over the years and weeks,
How slept on white sheets
Among the war and hell
And dreamed of peaceful days
In the valley of Ararat.
In the morning he went again
By winning the close date,
Hearing behind «Danke schon»,
Answered them, "Goodbye" ...
Here I interrupted always,
Doslushival unlikely:
"Dedun that nonsense?
Come on, you shoot!
Come as you are burned in the fire,
Was almost killed by a mine ... "-
I was not interested in
About sheets in Berlin.
But grandfather something fell silent,
Went for the addition of porridge
And porridge again pushed into the mouth,
To make it faster I'm older ...
It is no more, and I'm big.
And suddenly I dokumekal:
That day was the most important battle
For the title of the person.
