Текст песни www.litteratureaudio.com - Voyage au centre de la Terre chapitre 1
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
|
Jules Verne Voyage Au Centre De La Terre I Le 24 mai 1863, un dimanche, mon oncle, le professeur Lidenbrock, revint précipitamment vers sa petite maison située au numéro 19 de Königstrasse, l’une des plus anciennes rues du vieux quartier de Hambourg. La bonne Marthe dut se croire fort en retard, car le dîner commençait à peine à chanter sur le fourneau de la cuisine. «Bon, me dis-je, s’il a faim, mon oncle, qui est le plus impatient des hommes, va pousser des cris de détresse. – Déjà M. Lidenbrock! s’écria la bonne Marthe stupéfaite, en entrebâillant la porte de la salle à manger. – Oui, Marthe; mais le dîner a le droit de ne point être cuit, car il n’est pas deux heures. La demie vient à peine de sonner à Saint-Michel. – Alors pourquoi M. Lidenbrock rentre-t-il? – Il nous le dira vraisemblablement. – Le voilà! je me sauve, monsieur Axel, vous lui ferez entendre raison.» Et la bonne Marthe regagna son laboratoire culinaire. Je restai seul. Mais de faire entendre raison au plus irascible des professeurs, c’est ce que mon caractère un peu indécis ne me permettait pas. Aussi je me préparais à regagner prudemment ma petite chambre du haut, quand la porte de la rue cria sur ses gonds; de grands pieds firent craquer l’escalier de bois, et le maître de la maison, traversant la salle à manger, se précipita aussitôt dans son cabinet de travail. Mais, pendant ce rapide passage, il avait jeté dans un coin sa canne à tête de casse-noisettes, sur la table son large chapeau à poils rebroussés, et à son neveu ces paroles retentissantes: «Axel, suis-moi!» Je n’avais pas eu le temps de bouger que le professeur me criait déjà avec un vif accent d’impatience: «Eh bien! tu n’es pas encore ici?» Je m’élançai dans le cabinet de mon redoutable maître. Otto Lidenbrock n’était pas un méchant homme, j’en conviens volontiers; mais, à moins de changements improbables, il mourra dans la peau d’un terrible original. Il était professeur au Johannaeum, et faisait un cours de minéralogie pendant lequel il se mettait régulièrement en colère une fois ou deux. Non point qu’il se préoccupât d’avoir des élèves assidus à ses leçons, ni du degré d’attention qu’ils lui accordaient, ni du succès qu’ils pouvaient obtenir par la suite; ces détails ne l’inquiétaient guère. Il professait «subjectivement», suivant une expression de la philosophie allemande, pour lui et non pour les autres. C’était un savant égoïste, un puits de science dont la poulie grinçait quand on en voulait tirer quelque chose: en un mot, un avare. Il y a quelques professeurs de ce genre en Allemagne. Mon oncle, malheureusement, ne jouissait pas d’une extrême facilité de prononciation, sinon dans l’intimité, au moins quand il parlait en public, et c’est un défaut regrettable chez un orateur. En effet, dans ses démonstrations au Johannaeum, souvent le professeur s’arrêtait court; il luttait contre un mot récalcitrant qui ne voulait pas glisser entre ses lèvres, un de ces mots qui résistent, se gonflent et finissent par sortir sous la forme peu scientifique d’un juron. De là, grande colère. Or, il y a en minéralogie bien des dénominations semi-grecques, semi-latines, difficiles à prononcer, de ces rudes appellations qui écorcheraient les lèvres d’un poète. Je ne veux pas dire du mal de cette science. Loin de moi. Mais lorsqu’on se trouve en présence des cristallisations rhomboédriques, des résines rétinasphaltes, des ghélénites, des fangasites, des molybdates de plomb, des tungstates de manganèse et des titania Смотрите также:
Все тексты www.litteratureaudio.com >>> |
|
Жюль Верн
Путешествие к центру Земли
я
24 мая 1863 года, в воскресенье, мой дядя, профессор Лиденброк, поспешил обратно в свой домик на Кёнигштрассе, 19, на одной из старейших улиц старого квартала Гамбурга.
Добрая Марта, должно быть, подумала, что она очень поздно, потому что обед едва начинал петь на кухонной плите.
Что ж, сказал я себе, если он голоден, мой дядя, самый нетерпеливый из мужчин, закричит от горя.
- Уже мистер Лиденброк! воскликнула добрая Марта, изумленно, когда она открыла дверь в столовую.
- Да, Марта; но обед имеет право не быть приготовленным, потому что еще не два часа. Половина почти не пробила Сен-Мишель.
- Так зачем же мистер Лиденброк?
- Он, наверное, нам расскажет.
- Вот! Я убегаю, мистер Аксель, вы заставите его прислушаться к разуму ".
И добрая Марта вернулась в свою кулинарную лабораторию.
Я остался один. Но заставить самого вспыльчивого профессора прислушаться к разуму именно этого мне не позволял мой довольно нерешительный характер. Итак, я приготовился осторожно вернуться в свою комнатку наверху, когда дверь на улицу скрипнула на петлях; большими ногами скрипнула деревянная лестница, и хозяин, пересек столовую, тотчас бросился в свой кабинет.
Но во время этого быстрого перехода он бросил трость с головой щелкунчика в угол, свою большую шляпу с завитыми волосами на стол и своему племяннику эти громкие слова:
"Аксель, следуй за мной!"
Я не успел пошевелиться, когда учитель уже кричал на меня с сильным акцентом нетерпения:
"Что ж! ты еще не здесь? "
Я бросился в кабинет моего грозного хозяина.
Отто Лиденброк был неплохим человеком, с готовностью согласен; но, если не считать маловероятных изменений, он умрет в шкуре ужасного оригинала.
Он был профессором Йоханнеума и посещал уроки минералогии, во время которых он регулярно раз или два злился. Не то чтобы его заботили прилежные ученики на уроках, или степень внимания, которое они ему уделяли, или успех, которого они могли бы достичь впоследствии; эти подробности его не беспокоили. Он исповедовал «субъективно», если использовать выражение немецкой философии, для себя, а не для других. Он был эгоистичным ученым, кладезем знаний, чей блок скрипит, когда нужно что-то извлечь: короче говоря, скряга.
Таких учителей в Германии немного.
Моему дяде, к сожалению, не нравилась предельная легкость произношения, если не наедине, то по крайней мере, когда он выступал публично, и это досадный недостаток говорящего. Действительно, в своих демонстрациях в Йоханнеуме профессор часто останавливался; он боролся с непокорным словом, которое не хотело проскользнуть между его губ, словом, которое сопротивлялось, раздулось и в конечном итоге вылилось в ненаучную форму проклятия. Оттуда большой гнев.
Однако в минералогии есть много труднопроизносимых полугреческих и полулатинских имен, тех суровых имен, которые поцарапали бы уста поэта. Я не имею в виду плохое об этой науке. Далеко от меня. Но когда мы находимся в присутствии ромбоэдрических кристаллов, смолы ретинасфальтов, гелениты, фангаситы, молибдаты свинца, вольфраматы марганца и диоксид титана
